Женя Маркер - Курсанты. Путь к звёздам
– У тебя же все оценки нормальные за второй семестр? – удивился Марк.
– Это так, но математика была на грани, а экзамен – последний. Встречаю я накануне Тамару Максимовну. «Иди сюда, – спрашивает она, – что ты там натворил?» Я внятно рассказываю, она выслушала и отправила готовиться, а после экзамена Шульгина говорит: «Когда меня начали твои командиры ломать и прессовать, чтобы поставить двойку, стало ясно, что тут пахнет несправедливостью. Да, ты не стабильно учил математику, не отличник, но отвечал сегодня на твердую тройку. Поставить меньше я не смогла».
Таранов слушал друга и понимал, как важна в этой ситуации позиция преподавателя. Когда поступали в училище, начальник кафедры проявила принципиальность с ним, и с Рыжим этим летом повела себя по-человечески. Впоследствии, уже на третьем курсе Тамара Максимовна дала Бобрину рекомендацию в партию, и он всю дальнейшую службу вспоминал ее добрым словом.
– Вы все уехали, а меня Череп придержал. Подарил пару суток на гауптвахте за нарушение воинской дисциплины. Вот, казалось бы, и все мои беды. Езжай отдыхать! Но не тут-то было. Началась в училище эпидемия…
– Чего-чего? – переспросил Марк и поперхнулся. Он любил поесть, сейчас жевал печенье, часто просил в столовой добавку, не мог себе отказать не только во вкусненьком, но и 20 порций пюре из сушеного картофеля съедал на спор. Перманентное ощущение голода прошло у него и большинства товарищей только к третьему курсу – растущие организмы постоянно требовали подкрепления.
– Дизентерии! Слышишь, до сих пор вонь какая. Фляги теперь надо с кипятком носить, из-под крана воду не пить… А тогда я решил по-быстрому сбежать мимо КПП, но не успел. Сам комбат меня снял с забора и отправил назад. Говорит, что карантин в училище уже объявили, выход всем запрещен. Быстро казармы обнесли забором, а в лазарет не только абитура с первого курса попала, но и такие, как я – кто не успел вовремя уехать домой.
– Откуда эта напасть? Кто главный засранец?! – негодовал Муля. – Вонищу развели, друга отпуска лишили!
– Абитура завезла дизентерию, – вздохнул Генка, – а кто и как, теперь поди, узнай…, не нам судить. Командование последнюю неделю с ума сходит, проверка за проверкой идет в столовой и вокруг нее. Поначалу парни от казармы до плаца добегать не успевали. Сам видел: бежит, бежит молодой и вдруг, раз, остановился. Штаны снять не успел, на лету в них наложил, и в раскоряку дерьмо в галифе понес, как двухлетний ребенок.
– А ты?
– Что я?! Обделался, как и все, было бы понятно. А так, за компанию, отправили на инкубационный период.
Таранов однажды столкнулся с понятием «за компанию». Дело было зимой, когда половина батареи слегла с ОРЗ. Здоровые курсанты летали по нарядам за себя и «за того парня», как пели в песне. Усталость дикая, глаза вечно красные, не до учебы. Решил пойти старым проверенным способом, как не одно предшествующее поколение. Положил градусник у батареи, дождался «серьезной» температуры, и лег в лазарет к остальным «грипповать». Потом неделю жалел, что заразился в тот же день, и пил таблетки, получал горчичники и уколы вместе с простуженными курсантами.
– Это потом все продезинфицировали, к вашему приезду, – Генка вздохнул. – А тогда всех нас, пострадавших, отправили по госпиталям и санаториям Ленинградского военного округа. Почти полтысячи тысячи человек…
– Засранцев, – улыбнулся Марк.
– Ага. Первый курс теперь так все и зовут. Меня положили в саперный санаторий. Главное, попали мы на хирургические койки. Там кровати с поднимающимся лежаком. За окном у девчонок утреннее умывание, а мы на них из окон смотрим вниз, не вставая с постели, регулируя высоту ручкой! – Генка ухмыльнулся воспоминаниям. – Классные ребята там были, анекдотов море подарили…
– Делись! – Таранов собирал хорошие байки и афонаризмы3, которые записывал на последней странице конспекта произведений классиков марксизма-ленинизма, где шифровал текст одному ему известным образом. За первые годы службы их там собралось более восьмисот. Во времена, когда анекдоты можно было найти лишь в рубрике «12 стульев» «Литературной газеты», его записи казались бесценными.
– «Приходит призывник на медицинскую комиссию в военкомат, а трусы не снимает. – Генка постепенно оттаивал, прошла грусть, появился легкий румянец. Внимание друзей, как и их сопереживание, читалось по глазам у каждого. Он рассказывал им анекдот и улыбался.
– Снимите трусы! – приказывает пацану председатель комиссии.
– Не сниму, смеяться будете…
– Снимите!
– Не-е, смеяться будете.
– Я вам приказываю! – кричит майор, и парень снимает трусы.
Комиссия хохочет, майор – в ступоре, а призывник наматывает свой длиннющий, как шланг, половой член на руку, и обиженно бормочет:
«Говорил же, смеяться будете…».
– С бородой, – шепнул Муля Слону.
– Витька из нашего с Тараном двора не поступил в этом году из-за проблем с носовой перегородкой, которую выявил врач, – отсмеявшись, вдруг вспомнил Марк. – Мог бы учиться здесь…
– Надо было рентгеновский снимок заменить, и учился б с нами, – со знанием дела стал советовать Муля. – У нас в деревне прислали доктору снимок чужой грудной клетки. Он парню и говорит, дистрофия, мол, у тебя, служить нельзя! Тот в сопли: «Все равно в армию пойду!» Не прошло и недели, как разобрались. Это рентген соседской девчонки был.
– Ошиблись медсестры, когда отсылали, – резюмировал Марк.
– Ага. – Генка решил рассказать еще один анекдот. Засранцем Рыжего не зовут, парни понимают, как ему нелегко остаться без полноценного отпуска. – Как в анекдоте про деда, что свои анализы пролил, и в одной банке принес на замену мочу козы, жены и дочери в одном флаконе. А в тот день умный профессор на приеме сидел. Он деду и говорит: «У твоей жены камни в почках, дочка третий месяц беременна, и как тебе удалось столько лет козла доить?» Этого перенести в нашей палате никто на смог. Мы смеялись так, что зашла дежурная медсестра и пообещала доложить начальнику санатория о нарушении порядка.
– Не хватало только, чтобы тебя отчислили после лечения! – Таранов совсем не желал ломать сложившуюся в первый год учебы компанию. – Я, кстати, был однажды в хирургии. Окулист направил. Когда врач заканчивал мне операцию по удалению холезиона, он высказал свое мнение по поводу операции на глазном веке довольно категорично: «Любое хирургическое вмешательство несет за собой непредсказуемые последствия. Не спеши курсант под нож хирурга даже тогда, когда будешь в офицерских погонах».
Это предупреждение хирурга Семен запомнил надолго, и жизнь показала правильность вывода майора медицинской службы. Таранов лег на хирургический стол только в год увольнения в запас.
– Все у нас в стране делается через жопу, и только в медицине это помогает, туда уколы шпарят. А мне, вот, вырезали во втором семестре аппендикс, – подключился кто-то из курсантов, – и положили в госпиталь в Петродворце. Операцию делал подполковник медицинской службы с революционной фамилией – Поткин-Пасадский. А через два дня в палате появляется Леха с первого взвода с таким же диагнозом. Красота! Бегать нельзя, строем ходить не надо. Лёха мне показывал, как правильно ходить, чтобы было убедительно видно не умолкающую, постоянную боль.
– Мы тут из отпуска приехали, смотрим, а на КПП шмон идет, – заговорил Барыга. От него несло перегаром, и глаза плутовски не смотрели на собеседников. – Забирают там колбасу, сыр, конфеты – все съестное забирают. А у Лехи три банки самогона!!! Не отдавать же… Рванули домой к Андрюхе и с утра целый день квасили. Что еще делать? Прикинь, сил не было допить последнюю полулитру, и мы ее оставили во дворе на лавочке.
Не может быть?! Ты так смог? – недоверчивый взгляд Марка говорил лучше всяких слов. Но Барыга испарился также внезапно, как и подключился к разговору.
Версию Генки о причинах дизентерии многие опровергали. Говорили, что отравились 350 человек тем самым рагу, из-за которого пострадал в свое время Семен с «мышиной возней». Съев некачественный ужин из тухлой капусты, на следующий день курсанты с температурой до 40 градусов оказались на больничных койках. Многие лежали прямо в коридорах из-за отсутствия мест в госпитальных палатах, кое-кто терял сознание и падал в обморок прямо в строю. Воды в кранах почти не было, пили некипяченую, и заражались порой даже те, кто рагу не ел.
Госпитализировали триста человек курсантов и солдат, но не одного офицера. Вот что значит домашнее питание и то, что ни один ответственный и дежурный, кому было положено снимать пробу этой отравы, к еде не прикоснулся! И воду в казарме не пил»! В какой-то момент скрывать ситуацию стало невозможно, и о случившемся узнал командующий округом. Как результат, командование училища пострадало: уволили начальника политотдела, заместителя начальника училища по тылу, да и самому Стукалову Павлу Ивановичу эта история вышла боком.
